ПИСАТЕЛЬ, СЫН ПИСАТЕЛЯ…
(Из бесед с Давидом Маркишем)
…В нынешнем году в бывших республиках, а ныне — независимых государствах Средней Азии, а также в Грузии, Израиле и России пройдут симпозиумы «Культура против террора». Непременной составляющей каждого из них будет спектакль по пьесе «Омар Хайям», сюжет которой переплел судьбу знаменитого арабского поэта, ученого и бражника, с историей… политического терроризма, которым крепила свою тайную власть зародившаяся в ту же эпоху секта
Мы дружим уже немало лет, но я
А с другой стороны, он
— Мне уже 63, — улыбается он так, словно это и не годы вообще, но все же… — и телега уже катится с ярмарки? значит, надо успеть еще очень много чего сказать.
Да и дом в
— А в Израиле, Давид?
— А в Израиле взяли моду издавать книги за счет автора, а дальше — делай, что хочешь. Я же считаю, что писатель должен жить только своим трудом, за счет своих книг. А для этого должна быть четкая система разделения труда: писатель пишет, издатель издает, книготорговцы распространяют книги. Здесь этой системы нет, и поэтому в Израиле я свои книги не издаю…
— Скажи, а то, что ты одно время активно участвовал в политической деятельности, тебе помогало, как писателю, или мешало?
— Политика никогда не помогает. Я уже имел сомнительное удовольствие наблюдать, как мои товарищи? известные израильские писатели? становились депутатами кнессета и… прекращали писать. У них просто не оставалось времени и сил для этого, и хотя они действительно честно служили обществу, оно, общество, сделало из них чиновников. И вместо того, чтобы писать для своего народа, они в качестве политических чиновников, «слуг народа», встречались с тем же самым народом, сочиняли
Писатель может и должен только занимать определенную позицию, которая не подвержена влиянию никаких политических партий. Но писатель не может быть и человеком, абсолютно аполитичным по определению. И все, кто утверждает обратное, либо шутят, либо врут.
— То есть, даже если ты не интересуешься политикой, то не надейся, что политика не заинтересуется тобой?.. Кажется, это фраза то ли Черчилля, то ли Гладстона, словом,
— Да, и меня тоже не миновала чаша сия. Лет
— Ну, скажем, на посту руководителя «русского» отдела правительственного
— Два года, с 1970 до
— У меня даже книжечка твоя есть «Записки
— Да, одна из
— А потом твои романы стали выходить один за другим, но… в основном в Европе и России. Сюда, в Израиль, они попадают редко. Помнишь, был фильм с таким характерным названием: «Как вас теперь называть?», а?…
— Был такой, да… Собственно, теперь я уже знаю, как меня называть и кто я такой — потому что недавно ко мне обратились за разрешением на публикацию составители «Антологии русской еврейской литературы», которая должна вскоре выйти в
Впрочем, я и без того считаю себя продолжателем той
— Но Бабель ведь был все же писателем не столько еврейской, сколько «революционной» темы…
— Однако корни его прозы лежат именно в Торе, в Библии в ее еврейском, а не интернациональном восприятии. Хотя в это его мировоззрение внесли поправки и Февральская революция, и Октябрьский переворот. А далее пошли, — можно вспомнить Иосифа Уткина многие вещи, или того же Давида Гроссмана и его роман «Жизнь и судьба», — так сказать,
—
— Да, и до сих пор о нем пишут в России, причем в основном очень хорошие и грамотные статьи. А премию я получил за его первую публикацию в журнале «Октябрь», как за лучшее произведение года — весьма почетная в России премия, между прочим…
— Но все же — премия журнала. А на Украине тебе присудили ни много, ни мало, а Государственную премию в области литературы за роман «
— Как ни странно, еще есть и грузинская премия? за переводы грузинских поэтов, и к ней медаль, большая такая, красивая. Их всего две таких вручены до сих пор — мне, и еще одной грузинской переводчице… Но премии ведь не главное в нашем деле.
Вот, к примеру, недавно в России известный тамошний критик Бондаренко, крайний русофил и славянофил, в качестве
Так вот, он ошибся — я ненавидел не Россию, а тот коммунистический режим, который в ней правил. Но дальше Бондаренко правильно сказал: «Когда он» — (то есть я) — «уехал в Израиль, он влился в свою национальную общность». И вот это абсолютно верно. Россия для меня? место рождения, а не Родина. Моя Родина здесь, и мой народ здесь.
— И о нем, родном, ты и пишешь сейчас, — о ком бы ни были твои книги, так?
— Да, потому что главное во всех моих героях — то, что это евреи, которые остаются сынами Сиона, несмотря ни на время, в которое они жили, ни на географическое место их обитания. Будь то времена Петра Первого и его ближайшего помощника Шафирова, или военная и послевоенная
— Твои книги, похоже, рождаются циклами? был цикл об исторических личностях (Шафиров, Махно, Бабель), потом начался цикл о художниках? тот же Эль Лисицкий, герой твоего романа «Тридцать шесть писем», а вот теперь Калмыков…
— Так складывается жизнь, которая преподносит порой совершенно неожиданные подарки. Я ведь Калмыкова видел в
Кстати, и в Израиле, в Хайфе, есть люди, которые хорошо знали Калмыкова, любили его, и немало рассказали мне о его жизни и судьбе. Так что сейчас идет работа над романом о нем… То есть, он не будет там назван по имени? это скорее роман о судьбах художников и о судьбе культуры ХХ века в целом, а не только о судьбах первого авангарда. Хотя очень многие из художников этого периода были выходцами из еврейских местечек? тот же Шагал, Сутин, Лисицкий, Цадкин, Липшиц… А потом они становились ведущими фигурами в искусстве многих стран, и в конце концов — в мировом искусстве. Так что действие нового романа «Красный кубик» (а может быть, просто «Пятый» — я еще не решил окончательно) протянется через весь ХХ век, через многие страны, в том числе и через Израиль.
— Надеюсь получить его из рук автора, поскольку просто так его в Израиле снова не купишь…
— Смотри, я могу передать, например, твоим коллегам по хайфскому Центру культуры «Колизей» права на издание в Израиле