Размышления о мире Генри Лайона Олди
Привычное для Запада небрежение всем, стоящим ВНЕ моды затоваривает полки книжных магазинов массой вторичных, а то и «третичных» книжонок о бесконечных сражениях «добрых» и «злых» сил. Нам по-прежнему предлагают все новые «войны драконов» и «правила волшебников», или, в лучшем случае, вариации «страстей по Лейбовицу» в виде замаскированной под густым «бытописательством Грядущего» ловчей ямы деконструктивизма с парочкой нео-фрейдистских кольев на дне.
Но чаще всего в последние годы появляются «труды» — иначе не скажешь! — с потугами на этакое quazi-философическое содержание. Мелькают в них мелко изрубленные постулаты мистической философии суфиев вперемешку с лохмотьями дзенских притч, а то и псевдо-ламаистскими мантрами. Этакое варево посыпается острой приправкой из вошедших снова в моду солипсистов, экзистенциалистов, ницшеанцев… в итоге «на стол» подается нечто в стиле тех китайских блюд, где мясо неотличимо от овощей даже по запаху — одинаково зловонному… Похоже, что эксперимент, нельзя сказать, чтобы удачный, покойного Фрэнка Герберта с его «Дюной», основанной на дикой смеси ислама с дзен-буддизмом, заполонил умы и сердца читающей публики, и заставил большинство англоязычных фантастов свернуть на «дорогу в никуда».
Уж лучше, чем на этакое время и силы тратить, перечесть того же Юнга или Фромма, Лао Цзы или буддийские джатаки, или хотя бы не менее запутанно-изощренного Жака Деррида, наконец. (Я уж не говорю про Лосева, Лосского, Голосовкера, или там Бахтина, — их, а равно и новую генерацию молодых пост-советских мыслителей нынешние «модные философы» Запада просто «в упор не видят»…). Ей-Б-гу, это будет куда более увлекательное и фантастическое чтение, особенно «в рассуждении, чего бы подумать»!
Между прочим, вся эта, да и любая другая нормальная философия только внешне противостоит мифологии, в том числе — и «мифологии Будущего», на создание которой претендует Фантастика. Внутренние же интенции настоящей философии включают, в частности, пере-осмысление той же мифологии, иными словами — восстановление ее истинного смысла в качестве «этического видения единства Мира, Природы и Человека». А поскольку современная «большая» философия отбросила эти интенции в «клокочущую пустоту» пост-модернистских симулакров (означающих без обозначаемых), то философское «свято место» сие заняла как раз та Фантастика, которая вос-создает из мифологии — Миф во всей его полноте, например, в такой…
«Миф есть в словах данная чудесная личностная история… Миф есть развернутое магическое имя, взятое в своем абсолютном бытии…» (А. Ф. Лосев, «Диалектика мифа», 1927–29 гг.)
В данном случае миф выступает не только и не столько как нечто исторически про-житое и пере-житое человечеством, сколько как историческое долженствование Будущего, та «точка Омега» (Тейяр де Шарден, «Феномен Человека»), в которой сходятся все миллионолетние прихотливо-извилистые пути становления и развития Личности… Или как первая в истории Человечества — но далеко не последняя — попытка «упорядочивания Хаоса», уравновешивания «здесь-теперь-бытия» Человека…
А вот свести воедино эти две ипостаси Мифа — пере-житую и пред-стоящую — означает войти в мир «сильной необратимости» Времени, при которой Прошлое и Будущее «стянуто» в точку Настоящего. И если в естественной сфере действия неклассической науки — естествознания, о чем писал философ и историк науки Борис Г. Кузнецов, этот мир вполне объясним и даже может быть декодирован в виде более или менее строгих гипотез, то в гуманитарной сфере даже сама возможность объяснения весьма сомнительна. Прежде всего потому, что в качестве объяснительной базы, или же гипотезо-образующей системы, приходится обращаться к Этике и Философии.
Но, с другой стороны, именно здесь открывается безграничное пространство возможностей, оценку которых и выбор осуществляет самый загадочный из механизмов человеческого мышления — творческая интуиция. А оформление выбранного веера возможностей, протянутого из Прошлого в Будущее через Настоящее, и его декодирование в виде некоторых философско-этических гипотез производит, как ни странно, именно и только Фантастика.
При этом важно именно то, что поиск возможностей реализуется вне, или в лучшем случае — на границе, «силового поля» Философии. То есть, хорошая Фантастика лишь в очень малой мере пользуется готовыми «философскими прописями», предпочитая самостоятельно выстраивать этические системы, причем вовсе не обязательно придерживаясь рамок Добра-Истины-Красоты…
Почему на это не способны ни традиционно-реалистическое, ни тем более пост-модернистское, концептуалистское, и им подобные виды искусства — объяснить несложно, но не это сейчас важно для нас. А важно то, что Фантастика в современном неклассическом мире объемлет собой и Миф, и Философию, становясь тем, чем она и должна была стать — избранным явлением мировой Культуры, обще-Культурным мета-лангом — языком декодирования Будущего и Прошлого одновременно.
И тут знаменитое высказывание Рея Бредбери, — «Фантасты не предсказывают Будущее. Они его предотвращают», — приобретает совершенно иной смысл. Смысл РЕАЛИЗАЦИИ ВЫБОРА, потому что все, что может помыслить Разум, становится так или иначе доступным для воплощения в бесконечном мире…
…Или иначе — Разум постепенно мыслит все новые и новые элементы Бесконечности, пере-страивая с каждым новым по-мышлением собственную этико-философскую базу? Или оба смыслообразующих процесса протекают вместе и одновременно, восстанавливая цельность и целостность мира?
«Весь физический мир, конечно, есть слово и слова, ибо он нечто значит, и он есть нечто понимаемое, хотя и мыслится, как механическое соединение внутренно распавшихся элементов бытия» (А. Ф. Лосев, «Диалектика имени», 1923–25 гг.).
Не об этом ли кричал Гамлет: «Распалась связь времен…»? И поражался внезапно возникшему «Зачем же я связать ее рожден?»…
Об этом же — и всегда только об этом — пишут и настоящие фантасты. Отнюдь не строители многотомных скучнейших «фэнтэзийных» эпосов и саг, привносящие в фантастику вошедшие в моду традиции диккенсовского или бальзаковского бытописательства. И не развеселые шутники, перекраивающие на фантазийный лад несложные сюжеты евро-американского комедийного кино.
Настоящая фантастика, по точному выражению Е.Тамарченко, есть «граница границ» — нахождение или пребывание в точке скрещения «Философии мифа» (между его пере-житой и пред-сказующей ипостасями), «неклассического Настоящего» (граничной точки Прошлого и Будущего), и «сущностного со-бытия Текста» (на границе двух сознаний — автора и читателя, как определял место «события жизни» Текста М. М. Бахтин). Только в этой точке фантастика становится Истиной, или же отражением (ипостасью) Идеала на пространстве становления Разума.
И, пребывая в принципиальной оппозиции к мифам всех времен и народов, фантастика берется пере-о-смысливать («мир… нечто значит…») их именно с этой «границы границ», под остро неклассическим углом зрения, из самой равно-удаленной от исходных позиций «точки вне-находимости автора» (М. М. Бахтин). И тогда возникает новая мифология, точнее, целостная мифологемма («мир… есть нечто понимаемое…»), соединяющая народы и времена тем, что, возможно, назовут когда-нибудь «этико-философским откровением ХХ! века»… То есть, по-мысливанием мира как заново воссозданной системы связей (а не «механических соединений») между «…внутренно распавшимися элементами бытия»…
…А пока — звенят в разговоре Блистающие, осторожно, чтобы не повредить мягких и легкоранимых Придатков, срезая то пуговицу, то прядь волос… И откликается им мальчишечий звонкий голосок: «Маленьких обижают!» — то ли Геракл кричит, то ли Ификл, неважно, потому что это уже Человек кричит — не Бог… И совсем уж из дальней дали эхом доносится звон струн старого циня и песня «…шел монах за подаяньем…».
И кружатся на арене бесы-бессмертные, умирая для развлечения высших каст — тех, кому дарована смерть. И рисует два иероглифа, только два — «чистое» и «грязное» — будущий мессия, а пока всего лишь безумный повар-монах монастыря Шаолинь. И сложным узором ритмических движений вяжет паутину бесчисленных перевоплощений актер и лицедей Нопэрапон — человек без лица… или с тысячей лиц?..
…Не сочтите это за претензию на некий всеобъемлющий трактат о мирах и мифах Генри Лайона Олди. Скорее, это всего лишь наброски к вступлению в предварительное исследование… или еще нечто в том же духе.
Потому что — да простят меня все авторы пред- и после-словий к книгам Олди! — ни в одном из их текстов не вместилось именно это: вечная по-граничность, «рубежность» олдиевского Текста, и та его изначальная многомерность, при которой уже не «соединение далековатых», а их «нераздельность-неслиянность» связуют воедино все части нашего вечного «Здесь-Теперь-бытия»…
И пере-осмысленный Миф становится Здесь уже не метафорой, а мета-морфом, стоящим, как меч, «один против Неба» над Бездной Голодных Глаз…
…По сути, все книги Г. Л. Олди — он же харьковчане Дмитрий Громов и Олег Ладыженский — составляют одну и единую «философскую мифологемму» нового тысячелетия. Их аксиоматика развернута в Прошлое, а доказательная сила обращена в Будущее — но пре-бывают все они в Настоящем, на той самой «границе Границ», где только и реализуется сильная необратимость нового, неклассического мира. Мира, в котором нам суждено жить, пока…
…не прийдет понимание того, что Мессия этого мира — это ты, и только твоя, такая единственная и неповторимая, жизнь может искупить Мир — очистить Диск, уничтожить Книгу, снять Рубежи, и… И даже сотворить Бога…
А что бывает, когда за работу принимаются всякие «институты прикладной мифологии» с отделом «Мифической Реальности»? Всяко-разно, ничего хорошего… Только с каждым их шагом мир становится, как говорила Алиса, «все страньше и страньше…», пока не станет вообще о-страненным, словно театр Абсурда. В этом театре даже подмена «обычных» рокеров, сросшихся со своими мотоциклами, на кентавров-«китоврасов» проходит как рядовое сценическое действо. И остается только заклинать самих себя: «Сойди с ума! Сойди с него, потому что ему невыносимо тяжело!» (Г. Л. Олди, «Мессия очищает диск»).
И вот тогда, лицом к лицу столкнувшись с ино-реальностью ино-имени по прозвищу «Миф сегодня…», и при этом оставаясь пребывать именно в «точке вне-находимости» Автора и Читателя, начинаешь понимать — уже не просто Разумом, а Душой и Духом, — что «возможно, мы просто живем уже с вами в совершенно новой реальности, где прежние правды лгут, былые ответы издеваются, а вчерашние сказки приходят и располагаются, как у себя дома…» (Г. Л. Олди, предисловие к книге «Армагеддон был вчера»).
Так возникает цельность и целостность мира, в котором никакой логический анализ не находит никакой логики, но в котором, как писал Ален, «каждый элемент согласуется со всеми другими, образуя вкупе с ними некий пейзаж, в котором все они сосуществуют». Этот мир поддается только восприятию — более глубинной, чем суждение, функции сознания, которая обусловливает его собственную возможность. Восприятие же, как отмечал М.Мерло-Понти, на уровне рефлексии не разъясняется — с ним только совпадают и его только понимают…
Поэтому и терпит поражение Семья богов-олимпийцев, столкнувшись с упрямым и вне-логичным восприятием Человека. Потому что клич «Маленьких обижают!» может прокричать только Человек — не Бог…
«Мы, спиной к спине у мачты — против тысячи вдвоем!…« — это сказано раньше Олди (или позже Геракла?), но смысл — вечен…
Однако новая реальность «после Армагеддона» действительно уже существует. Но не в виде «Апокалипсиса по Стругацким-Рыбакову-Столярову», коий по видимой сути своей способен только на детские «страшилки», а в мире взрослых превращается в «Акапулькопсис NOW!» (В.Пелевин) — и только этот «Акапулькопсис» в чем-то истинно страшном совпадает с новой реальностью, опять-таки «схваченной» только через ее восприятие…
Новая реальность не укладывается и в ощущения модерновых философов Запада, с их отрицанием Человека Воспринимающего, — у них на глазах она превращается в «клокочущую пустоту» симулакров… И в страхе перед пустотой, за которую им не пройти, Фуко, Деррида и другие их последователи в разных странах Запада деструктурируют весь Мир, будучи не в силах целостно воспринять его.
А место философской нищеты и страха занимает Фантастика. Именно та Фантастика, которая не боится «посмотреть в глаза чудовищ,/ и погибнуть страшной смертью, славной смертью скрипача…» (Н.Гумилев).
Оказывается, что — не погибнуть. А о-жить, и упорядочить Хаос целостностью восприятия Мира, для которого переливы красок, пластичность об-ликов и размытость границ — обычное дело. Так рождаются феномены, так создаются Отражения Янтаря (в том числе и новые, порожденные российской фантастикой К.Мзареулова и П.Верещагина)…
Так зародился и о-жил «феномен Олди», детальное исследование которого под силу только «живой философии» феноменов, а не мертвечине пост-модернизма (впрочем, и классическая аристотелево-кантовская мысль утонет на первых же шагах в глубину этого феномена — или уничтожит его живую ткань, со-творяя в ней мертвые островки логики…).
«Как, как… Ширше воспринимать надо!» (Из проповедей Свами Шершавого, Киев, 1983 г.)…
К оглавлению
